Земля, на которой сегодня возвышается здание Нового Манежа, хранит в себе многовековую память — от святой тишины женского монастыря до грохота турбин первой столичной электростанции. Здесь сплелись предания, пожары, имперские указания и театральные овации.
До 1886 года
Когда-то на углу Большой Дмитровки и Георгиевского переулка стоял Георгиевский женский монастырь — древняя обитель, история которой уходит вглубь XV века, растворяясь среди столичных пожаров и кремлёвских указов. Само имя монастыря, как и прилегающего переулка, отсылает к Георгию Победоносцу — небесному покровителю Москвы, символу мужества и веры.
Впервые церковь, которая в будущем станет основной Георгиевского монастыря, упоминается в летописях 1493 года, сразу после одного из крупнейших пожаров в истории города. Именно тогда, по велению Ивана III Великого, начала формироваться Красная площадь, что фактически делает обитель старше одного из главных символов страны.
Предания об основании монастыря разнятся. Одни уверяют, что он был построен в честь свадьбы Ивана IV Грозного с Анастасией Романовной, с которой царь якобы впервые встретился в доме Романовых на Варварке. Другие утверждают, что монастырь основали потомки боярина Фёдора Кошки — приближённого Дмитрия Донского. Как бы то ни было, первая документально подтверждённая дата — 1523 год.
До 1886 года
Когда-то на углу Большой Дмитровки и Георгиевского переулка стоял Георгиевский женский монастырь — древняя обитель, история которой уходит вглубь XV века, растворяясь среди столичных пожаров и кремлёвских указов. Само имя монастыря, как и прилегающего переулка, отсылает к Георгию Победоносцу — небесному покровителю Москвы, символу мужества и веры.
Впервые церковь, которая в будущем станет основной Георгиевского монастыря, упоминается в летописях 1493 года, сразу после одного из крупнейших пожаров в истории города. Именно тогда, по велению Ивана III Великого, начала формироваться Красная площадь, что фактически делает обитель старше одного из главных символов страны.
Предания об основании монастыря разнятся. Одни уверяют, что он был построен в честь свадьбы Ивана IV Грозного с Анастасией Романовной, с которой царь якобы впервые встретился в доме Романовых на Варварке. Другие утверждают, что монастырь основали потомки боярина Фёдора Кошки — приближённого Дмитрия Донского. Как бы то ни было, первая документально подтверждённая дата — 1523 год.
Начиная со второй половины XVI-го века, монастырь и прилегающая к нему земля на постоянной основе поддерживалась правящей династией: монастырь получал финансирование, что позволяло реконструировать здания и строить новые сооружения. В монастыре бывали многие представители династии Романовых от, в том числе и Петр I, похоронивший в стенах Георгиевского монастыря своего соратника князя Ф.Ю. Ромодановского.
Георгиевский женский монастырь на Большой Дмитровке. Церковь великомученика Георгия с колокольней на втором плане и Казанская церковь на первом.1881 год.
В 1762 году обитель посетила Екатерина II. Продолжая традицию своих ппредшественников, она не оставила монастырь без покровительства. Во время чумного мора 1771 года, когда Москва горела и гасла под ударами эпидемии, монастырь сгорел — но по указу императрицы был восстановлен, словно знак надежды на возрождение.
Однако настоящая трагедия пришла в 1812 году. С наступлением наполеоновских войск монастырь оказался в центре катастрофы. В Георгиевской церкви расквартировались солдаты, в остальных храмах разместили конюшни. Многих монахинь отправили в эвакуацию, а те, кто остался, либо пали от рук захватчиков, либо сгорели в гигантском московском пожаре. Отступая, французы подожгли монастырские строения — и святыня, хранимая веками, обратилась в пепел.
После изгнания неприятеля монастырь попытались восстановить, но в результате из пепла подняли только Георгиевскую и Казанскую церкви, а сам монастырь был упразднён.
Однако настоящая трагедия пришла в 1812 году. С наступлением наполеоновских войск монастырь оказался в центре катастрофы. В Георгиевской церкви расквартировались солдаты, в остальных храмах разместили конюшни. Многих монахинь отправили в эвакуацию, а те, кто остался, либо пали от рук захватчиков, либо сгорели в гигантском московском пожаре. Отступая, французы подожгли монастырские строения — и святыня, хранимая веками, обратилась в пепел.
После изгнания неприятеля монастырь попытались восстановить, но в результате из пепла подняли только Георгиевскую и Казанскую церкви, а сам монастырь был упразднён.
И всё же руины не остались немыми. В 1887 году на опустевшей земле вновь зазвучали голоса, закипела работа — история сделала поворот, открывая новую главу в жизни этого места.
Святые врата Георгиевского монастыря. Большая Дмитровка. 1914 год.
1887 – 1897
Развитие промышленности и стремительное наступление технического века не обошли стороной и этот уголок Москвы. После веков церковной тишины, застывшей в образах монастырских фресок и шелесте листвы над фамильными усыпальницами, в Георгиевском переулке зазвучал другой голос — голос электричества, пара и меди. К середине 1880-х годов потребность столицы в постоянном источнике энергии стала насущной. Уже в 1856 году, во время коронации Александра II, москвичи впервые восхитились завораживающей красотой электрической иллюминации. Но только с восшествием на престол Александра III город приступил к системной электрификации. Первыми искрами нового века озарился Постниковский пассаж — ныне театр имени М. Н. Ермоловой. Именно он в 1887 году стал первым постоянным потребителем электричества в Москве.
Эта новизна пришлась по душе и домовладельцам, и владельцам торговых заведений, и просто прогрессивно настроенным жителям. Вскоре поток прошений о подключении к новому источнику энергии обрушился на городские власти. Ответом стала инициатива предпринимателя Карла Сименса и его «Общества электрического освещения 1886 года», которое взяло на себя миссию построить первую в городе электростанцию.
Тогдашний Георгиевский переулок хранил в себе черты старой Москвы — величавые палаты, тихие церкви, купеческие лавки. Создать подходящее по стилю здание доверили молодому архитектору Владимиру Дмитриевичу Шеру. Он принимал участие в перестройке кремлевской Патриаршей библиотеки, однако будущая станция стала его главным творением, так как, к сожалению, после завершения строительства архитектор вскоре умер. Станция словно отозвалась эхом русского стиля: ритмика фасадов, симметрия композиции, узорчатые элементы декора — всё это придавало техническому объекту облик, достойный старомосковского переулка.
Развитие промышленности и стремительное наступление технического века не обошли стороной и этот уголок Москвы. После веков церковной тишины, застывшей в образах монастырских фресок и шелесте листвы над фамильными усыпальницами, в Георгиевском переулке зазвучал другой голос — голос электричества, пара и меди. К середине 1880-х годов потребность столицы в постоянном источнике энергии стала насущной. Уже в 1856 году, во время коронации Александра II, москвичи впервые восхитились завораживающей красотой электрической иллюминации. Но только с восшествием на престол Александра III город приступил к системной электрификации. Первыми искрами нового века озарился Постниковский пассаж — ныне театр имени М. Н. Ермоловой. Именно он в 1887 году стал первым постоянным потребителем электричества в Москве.
Эта новизна пришлась по душе и домовладельцам, и владельцам торговых заведений, и просто прогрессивно настроенным жителям. Вскоре поток прошений о подключении к новому источнику энергии обрушился на городские власти. Ответом стала инициатива предпринимателя Карла Сименса и его «Общества электрического освещения 1886 года», которое взяло на себя миссию построить первую в городе электростанцию.
Тогдашний Георгиевский переулок хранил в себе черты старой Москвы — величавые палаты, тихие церкви, купеческие лавки. Создать подходящее по стилю здание доверили молодому архитектору Владимиру Дмитриевичу Шеру. Он принимал участие в перестройке кремлевской Патриаршей библиотеки, однако будущая станция стала его главным творением, так как, к сожалению, после завершения строительства архитектор вскоре умер. Станция словно отозвалась эхом русского стиля: ритмика фасадов, симметрия композиции, узорчатые элементы декора — всё это придавало техническому объекту облик, достойный старомосковского переулка.
Возведение здания прошло стремительно. Уже в декабре 1888 года Георгиевская электростанция дала первый ток. Она осветила улицы и дома в радиусе до 50 километров, взяв на обслуживание порядка 800 адресов. Её техническое сердце составляли шесть паровых котлов и четыре паровые машины, обеспечивавшие мощность до 2000 лошадиных сил. Так в месте, где некогда звучали монастырские колокола, загудели турбины — символ нового времени, преобразивший лицо Москвы навсегда.
Первая городская электрическая станция в Георгиевском переулке 1900-1902 годах.
Электрификация Москвы стремительно набирала обороты. В связи с этим станция начала обслуживать уже не только частных владельцев, но Большой и Малый театры, а также Императорский Московский университет на Моховой, ныне МГУ имени М. В. Ломоносова.
Потребность в электричестве непомерно росла, так что, к спустя 9 лет стало очевидно, что Георгиевская электростанция имеет ряд технических недостатков: она производила постоянный ток и была построена близко от потребителя, но вдалеке от источников воды. Поддержание ее работы требовало ежедневного подвоза огромного количества воды. Присоединение новых абонентов предусматривало увеличение числа двигателей и котлов, для которых не хватало места в здании на Большой Дмитровке.
Знаковым стал эпизод 1894 года. Во время коронационных торжеств Николая II Георгиевская электростанция впервые не справилась с задачей: ток для праздничной иллюминации закончился раньше, чем фанфары. В спешке городской управе пришлось обращаться за помощью к частному источнику — электростанции при Сандуновских банях, хозяйкой которых была предприимчивая Вера Фирсанова. Её станция достойно выдержала испытание — и именно этот инцидент стал поворотной точкой: было принято решение о строительстве новой, более мощной станции на Раушской набережной — той самой, что впоследствии станет ГЭС-1. Энергии все ещё было недостаточно, поэтому вскоре к ГЭС-1 присоединился комплекс ГЭС-2 в том же районе
С вводом в строй Раушской станции Георгиевская утратила своё значение. К началу XX века её турбины замолкли, и здание перешло в разряд молчаливых свидетелей перемен.
1897 – 1995
После закрытия станции здание не осталось в забвении. Его стены, напитанные энергией прошлого, приняли новую жизнь. Сначала здесь разместились лавки, торговые ряды, ароматы пряностей и суета уличных торговцев сменили гудки паровых машин. Но уже вскоре старое индустриальное пространство снова откликнулось на зов прогресса: началась выставочная эпоха.
В декабре 1901 года в этих стенах открылась одна из первых в городе «электрических выставок», где москвичи впервые увидели загадочный и многообещающий «беспроволочный телеграф» Александра Степановича Попова. Технологии снова вошли в здание, но уже как экспонаты, а не как работающие механизмы.
В 1905 году здесь обосновался один из первых автомобильных гаражей Москвы, а в первые послереволюционные годы — и первый городской таксопарк. Георгиевский переулок продолжала жить в ритме новшеств, пусть и под всё более тревожной тенью перемен.
И всё же подлинный водораздел наступил в 1930-е. Время смелых реконструкций, утрат и переосмыслений вновь обратило внимание властей к Георгиевскому переулку. Особое внимание тогда вызвал храм, что некогда служил домовым для артистов императорских театров. Георгиевская церковь, в которую приходили молиться актёры и дирижёры, а ее настоятель, священник Иван Никольский, преподавал закон Божий в Императорском театральном училище на Неглинной.
В мае 1930 года администрация Большого театра предложила снести храм, чтобы на его месте построить мастерские. Архитекторы и реставраторы, стремясь сохранить хотя бы архитектурную память, предложили компромисс — перестроить церковь под мастерские, не уничтожая её полностью. Наркомпрос поддержал предложение театра, и над храмом нависла неизбежность.
Так на месте, где когда-то горели свечи в память о героях, снова загудели станки — уже в память о скоростях, чертежах и новой эпохе. Но даже в этом обличье здание продолжало хранить в себе многослойную летопись Москвы.
Потребность в электричестве непомерно росла, так что, к спустя 9 лет стало очевидно, что Георгиевская электростанция имеет ряд технических недостатков: она производила постоянный ток и была построена близко от потребителя, но вдалеке от источников воды. Поддержание ее работы требовало ежедневного подвоза огромного количества воды. Присоединение новых абонентов предусматривало увеличение числа двигателей и котлов, для которых не хватало места в здании на Большой Дмитровке.
Знаковым стал эпизод 1894 года. Во время коронационных торжеств Николая II Георгиевская электростанция впервые не справилась с задачей: ток для праздничной иллюминации закончился раньше, чем фанфары. В спешке городской управе пришлось обращаться за помощью к частному источнику — электростанции при Сандуновских банях, хозяйкой которых была предприимчивая Вера Фирсанова. Её станция достойно выдержала испытание — и именно этот инцидент стал поворотной точкой: было принято решение о строительстве новой, более мощной станции на Раушской набережной — той самой, что впоследствии станет ГЭС-1. Энергии все ещё было недостаточно, поэтому вскоре к ГЭС-1 присоединился комплекс ГЭС-2 в том же районе
С вводом в строй Раушской станции Георгиевская утратила своё значение. К началу XX века её турбины замолкли, и здание перешло в разряд молчаливых свидетелей перемен.
1897 – 1995
После закрытия станции здание не осталось в забвении. Его стены, напитанные энергией прошлого, приняли новую жизнь. Сначала здесь разместились лавки, торговые ряды, ароматы пряностей и суета уличных торговцев сменили гудки паровых машин. Но уже вскоре старое индустриальное пространство снова откликнулось на зов прогресса: началась выставочная эпоха.
В декабре 1901 года в этих стенах открылась одна из первых в городе «электрических выставок», где москвичи впервые увидели загадочный и многообещающий «беспроволочный телеграф» Александра Степановича Попова. Технологии снова вошли в здание, но уже как экспонаты, а не как работающие механизмы.
В 1905 году здесь обосновался один из первых автомобильных гаражей Москвы, а в первые послереволюционные годы — и первый городской таксопарк. Георгиевский переулок продолжала жить в ритме новшеств, пусть и под всё более тревожной тенью перемен.
И всё же подлинный водораздел наступил в 1930-е. Время смелых реконструкций, утрат и переосмыслений вновь обратило внимание властей к Георгиевскому переулку. Особое внимание тогда вызвал храм, что некогда служил домовым для артистов императорских театров. Георгиевская церковь, в которую приходили молиться актёры и дирижёры, а ее настоятель, священник Иван Никольский, преподавал закон Божий в Императорском театральном училище на Неглинной.
В мае 1930 года администрация Большого театра предложила снести храм, чтобы на его месте построить мастерские. Архитекторы и реставраторы, стремясь сохранить хотя бы архитектурную память, предложили компромисс — перестроить церковь под мастерские, не уничтожая её полностью. Наркомпрос поддержал предложение театра, и над храмом нависла неизбежность.
Так на месте, где когда-то горели свечи в память о героях, снова загудели станки — уже в память о скоростях, чертежах и новой эпохе. Но даже в этом обличье здание продолжало хранить в себе многослойную летопись Москвы.
Первая городская электрическая станция, 1982 год.
Старое здание электростанции, вопреки тревожным веяниям реконструкции, не снесли — но и не стало частью новой архитектурной ткани города. Оно словно замерло между эпохами, укрытое за хозяйственными дворами и гаражными навесами. С 1930-х годов и почти до конца XX века здесь располагалась станция технического обслуживания гаража особого назначения (ГОН). В этих стенах, где прежде гудели турбины и сверкали электрические дуги, теперь поднимались на подъёмниках правительственные «ЗИЛы» и «Чайки», и до 1994 года здесь чинили автомобили тех, кто управлял городом и страной.
С октября 1995 года началась новая глава. По инициативе мэра Москвы Юрия Михайловича Лужкова было принято судьбоносное постановление Правительства Москвы № 824 от 10 октября 1995 года. Оно провозгласило создание Московского государственного выставочного зала «Малый Манеж» — места, где искусство должно было прийти на смену индустриализации.
Современность
Судьба этого здания по-прежнему освещена искрами искусства и памяти. Оно рождалось как дом энергии, чьё сердце билось ради света, необходимого для работы театров, для горящих софитов и праздничных иллюминаций. Не случайно именно будущий театр имени М. Н. Ермоловой стал первым, кто ощутил пульс этой энергии. Не случайно ток отсюда шёл к Большому и Малому театрам, где под электрическим светом расцветали трагедии, балеты и оперы.
Сегодня турбины давно умолкли, провода замолкли, и даже пар от котлов больше не поднимается к небу. Но в этих залах по-прежнему рождается свет — не технический, но духовный. Здесь выставляются картины, звучат шаги зрителей, обсуждаются смыслы. Свет, который теперь излучает «Новый Манеж», не заставляет гореть лампы — он пробуждает сердца. И в этом — удивительный парадокс и торжество судьбы: здание, построенное ради света, спустя столетие обрело его в самой возвышенной форме.
С октября 1995 года началась новая глава. По инициативе мэра Москвы Юрия Михайловича Лужкова было принято судьбоносное постановление Правительства Москвы № 824 от 10 октября 1995 года. Оно провозгласило создание Московского государственного выставочного зала «Малый Манеж» — места, где искусство должно было прийти на смену индустриализации.
Современность
Судьба этого здания по-прежнему освещена искрами искусства и памяти. Оно рождалось как дом энергии, чьё сердце билось ради света, необходимого для работы театров, для горящих софитов и праздничных иллюминаций. Не случайно именно будущий театр имени М. Н. Ермоловой стал первым, кто ощутил пульс этой энергии. Не случайно ток отсюда шёл к Большому и Малому театрам, где под электрическим светом расцветали трагедии, балеты и оперы.
Сегодня турбины давно умолкли, провода замолкли, и даже пар от котлов больше не поднимается к небу. Но в этих залах по-прежнему рождается свет — не технический, но духовный. Здесь выставляются картины, звучат шаги зрителей, обсуждаются смыслы. Свет, который теперь излучает «Новый Манеж», не заставляет гореть лампы — он пробуждает сердца. И в этом — удивительный парадокс и торжество судьбы: здание, построенное ради света, спустя столетие обрело его в самой возвышенной форме.